Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
— В каких случаях? Здесь совершено преступление?
— Надеюсь, что нет.
— Вы надеетесь, стало быть, не уверены. Признаюсь, я не понимаю всех этих недомолвок и был бы очень рад, если бы вы сказали прямо, зачем приезжали за моим другом Дутрлезом.
— Скажу в двух словах: Мотапан пропал.
— Пропал! Когда? Дутрлез сказал, что сегодня они серьезно поспорили.
— Господин Дутрлез сказал мне то же самое, и поэтому я вынужден был обратить внимание на письмо, которое слуга Мотапана принес в суд.
— Письмо? От кого?
— От Мотапана. Вот оно. Прошу, прочтите его, — сказал комиссар, вынув из бумажника сложенный вчетверо листок.
Куртомер, ничего не понимая, развернул его и прочел:
«Имею честь сообщить судебным властям, что мне угрожал смертью мой жилец Дутрлез в результате ссоры, возникшей между нами по поводу недавних происшествий. Он вызвал меня на дуэль без секундантов в моем доме в Нельи на берегу Сены, требуя поединка немедленно, и я согласился, потому как этот человек сильно оскорбил меня. Я еду драться, но поскольку у меня есть причины думать, что Дутрлез имеет намерение меня убить, то я пригласил в указанное место одного из своих друзей, чтобы он удостоверился, что все будет сделано как следует. Однако, поскольку этот друг, наверно, не приедет вовремя, я поручаю Али, моему камердинеру, вручить это письмо господину прокурору, если в девять часов вечера я не вернусь в свою квартиру на бульваре Гаусман. В этом случае я требую, чтобы немедленно был произведен обыск на моей вилле на бульваре Аржансон, в Нельи. Али, мой слуга, знает, где она находится; ключи от дома у него.
Я мог бы прибегнуть к защите полиции, но есть оскорбления, которые благородный человек не может снести и за которые он обязан отомстить сам. Быть может, я паду на дуэли. Если это случится, я хочу по крайней мере, чтобы вы знали о предшествовавших ей событиях. Преступление не должно остаться безнаказанным».
Куртомер прочел, вернул письмо комиссару и сказал, пожав плечами:
— Совершенно неправдоподобно. Кто поверит, что Дутрлез заманил Мотапана в ловушку, чтобы убить?
— Я этому не верю… пока нет доказательств. Сегодня вечером мне было приказано немедленно начать дознание. Меня выбрали, потому что я вел первое дело, в котором был замешан Мотапан. Прокурор думает, что они могут быть связаны друг с другом. Я взялся за это с удовольствием и надеюсь помочь вашему другу.
— Но выдумка Мотапана нелепа!
— Мы всегда рассматриваем доносы. Мне было предписано действовать очень осторожно. Поэтому я начал с того, что предупредил господина Дутрлеза. Я поехал к нему, но его камердинер сказал, что хозяин у маркизы де Вервен на улице Кастильоне. Я бросился туда. Я знаю, что маркиза де Вервен — ваша тетушка и что вы обедали у нее вместе со своим братом. Сначала я хотел вызвать вас, но потом подумал, что лучше обратиться прямо к господину Дутрлезу. Он поехал со мной, и я доставил его сюда, чтобы дать возможность опровергнуть показания слуги Мотапана. Они оба здесь. Чтобы доказать, что я расположен к вашему другу, я разрешу вам присутствовать на очной ставке.
— На очной ставке! — воскликнул Куртомер. — Здесь всюду расставлены агенты! Мне кажется, что с моим другом обращаются как с подозреваемым.
— Вы ошибаетесь: агенты нужны, чтобы произвести обыск в доме, указанном Мотапаном.
— Как! Вы верите в эту историю о дуэли и хотите ехать в Нельи?
— У меня приказ. Может быть, уже отправили другого комиссара осматривать виллу, пока я произвожу дознание в Париже. В этом случае я уже сегодня узнаю о результатах обыска. Я сказал прокурору, что начну с допроса господина Дутрлеза и камердинера, и он это одобрил.
— Так начинайте скорее! Дутрлезу не очень-то приятно оставаться наедине с лакеем Мотапана. Я тоже к вашим услугам, располагайте мною. Не нужно ли куда-нибудь съездить?
— Сохрани меня бог воспользоваться вашим предложением! — возразил, смеясь, комиссар. — Пожалуй, скажут, что я опять принял сторону вашего друга. Меня уже упрекали в предвзятости.
— Ну, это уж чересчур! Хотелось бы знать, как бы мы опровергли нелепое обвинение против Жюльена де ля Кальпренеда, если бы вы не помогли засвидетельствовать лунатизм Мотапана!
— Вы правы, тысячу раз правы. Но правила…
— Порой противоречат здравому смыслу.
— О! Есть способ все уладить. Я могу взять на себя многое, не изменяя долгу. Я всегда уважал вашего брата и охотно скомпрометирую себя, если понадобится, чтобы не допустить несправедливости.
— Кстати, о моем брате. Вы знаете, что он не передумал уходить в отставку?
— Мне говорили, и я ужасно сожалею об этом. Все работавшие с ним сожалеют. Однако господин Дутрлез знает, что вы здесь, и с нетерпением ждет моего возвращения. Не будем его томить, — сказал комиссар, отворяя дверь в курительную Мотапана, ту самую, где он принимал Жиромона.
Куртомера удивила эта по-восточному обставленная и ярко освещенная комната. Все здесь напоминало ему дворцы пашей, которые он посещал в Константинополе и Каире. В этой обстановке Дутрлез в вечернем костюме и Али в красной с золотом ливрее выглядели странно. Дутрлез стоял у окна, Али — у двери, и оба недружелюбно глядели друг на друга. Слуга был высокого роста, с лицом цвета флорентийской бронзы. Внешность выдавала в нем человека лукавого.
— Наконец-то ты явился, — проговорил Альбер, увидев друга. — Я знал, что ты придешь, но ждал тебя гораздо раньше.
— Я приехал, как только смог, — ответил Куртомер. — Я понял, что случилось нечто важное и я, без сомнения, понадоблюсь тебе, но не мог сразу бросить графа де ля Кальпренеда, который рассказывал мне интересные вещи… Мотапан опять что-то натворил? Что это за история с дуэлью? Он уверяет, что ты решил заманить его в ловушку и убить.
— Господин комиссар только что прочел мне его письмо, адресованное прокурору.
— А я хотел попросить вас в присутствии его слуги рассказать, что между вами произошло, потому что некоторые его слова могут расходиться с вашим рассказом, — сказал комиссар.
— Мой рассказ будет краток. В четыре часа, к моему удивлению, ко мне пришел Мотапан. Я его принял, а он стал самым неприличным образом выговаривать мне за мое участие в ночном происшествии. Я дал ему категорический отпор и попросил немедленно уйти. Тогда он стал меня оскорблять, и я рассердился. Если бы он оскорбил одного меня, но он говорил о некой особе в таких выражениях, что я возмутился. Вы не потребуете, конечно, чтобы я повторил его слова…
— Не нужно. Я догадываюсь, — перебил комиссар. — Мотапан и при мне позволил себе неприличные намеки. Продолжайте!
